С Горбулиным мы однажды пошли за водкой. Год был то ли 1991, то ли 1992, давно, то есть, было. И ещё гололёд стоял, это важно. Ну, и ещё важно, что мы студентами числились. То есть, уже не учились, но в общежитии ещё жили.
И на обратном пути, когда водки уже 2 бутылки взяли, Дима поскользнулся. Он не упал, удержался, но одна бутылка из кармана пальто выпала и разбилась. И мы смотрели, разглядывали эти осколки в полной тишине, и город весь, казалось, на разбитую бутылку с нами смотрел: да отчего ж судьба так распорядилась! почему ей судьба такая досталась — разбиться! на улице Комсомольской! чуть-чуть ведь не дожив до предназначения своего бутылочного!
И звёзды смотрели на нас тогда укоризненно, и Луна даже из-за облаков невесело ухмылялась: зачем же вы, ребята, так обошлись с бутылкой? Для того ли её на ЛВЗ разлили тихие женщины в белых халатах? За этим ли грузчики не без аккуратности крюками своими ящики двигали, и носили их, и таскали, и грузили? Неужели для этого она была предназначена, чтоб блеснуть осколками бутылочного стекла и назавтра быть сметённой дворнической метлой? Нет, говорила нам Луна, не для этого, и пряталась за облаками, и вновь выглядывала, чтоб ужаснуться: так, так начинается Хаос и Фобос, и Деймос тоже так начинается.
А самое страшное — мы с Димой понимали весь ужас происходящего.
И тогда Дима достал вторую бутылку из другого кармана.
Он понимал, что исправить положение Первой Бутылки нельзя. Он понимал также, что Луна смотрит сейчас на нас, и оттого мы не имеем права на ошибку.
Он размахнулся тогда, и метким ударом положил Вторую Бутылку рядом с Первой! Она жалобно пискнула, Вторая бутылка, — и неохотно раскололась вдребезги.
И, с сожалением осмотрев невесёлый пейзаж, Дима вздохнул:
— Пошли, что ли, ещё литр возьмём… Этот как-то не задался…
И мы пошли, и луна заботливо освещала нам дорогу.
Считаю, что второму поллитру, не корректный вынесен приговор.
Родились рядом, и умерли в один день, и тоже рядом.
Happy end?