В деревне Глазовке в саду, принадлежащем обществу, оказался небывалый урожай яблок. Ветки деревьев пригнулись от тяжести плодов до самой земли. Каждое утро собирали целые вороха падалиц, около главного шалаша и не знали, что делать с яблоками.
По саду метался мужичок в лапотках с трубочкой, пригинался, заглядывал куда-то из-под руки вдаль под ветки и кричал:
— Подставь под нее подпорку-то, не видишь! Опять раздерет ведь дерево. Ох, мать честная, и откуда ее навалилось столько!
Потом, увидев ехавшие воза с яблоками, бросался туда и опять кричал:
— Куда ж вы их везете! Черти!
— В овраг, куда же их.
— Сам знаю, что в овраг. И попрете через деревню? Объезжай кругом, через плотину. Ни чорта голова не работает.
— Дядя Игнат, говорят, комиссия сейчас придет, — сказал подошедший мужичок в зипуне, босиком, с засученными штанами.
— А чорта — мне эта комиссия. Тут вот хуже комиссии. Ишь, матушка вылезла. С голоду буду дохнуть, на такую должность не пойду.
В воротах сада показалось несколько человек, в картузах, в поддевках, уполномоченные от общества.
— Ну и урожай!!! — сказал один, подняв бороду и поводив глазами по деревьям.
— Без урожая плохо, а с урожаем еще хуже, — сказал другой.
Все подошли к длинным пирамидальным ворохам и остановились.
— Пудов 1000 будет, — сказал председатель комиссии.
— Больше. Тут все две будут.
— Игнат! — крикнул председатель. — Пойди-ка ты сюда.
— Игнат, тебя кличут! — сказал разутый мужичок.
— Слышу, сейчас… Только ходят, осматривают.
— Что ж это ты с яблоками делаешь?
— А что?
— Ведь ты их все сгноил?
— Я их не гноил. А как ежели две недели лежат под дождем, так что ж им больше делать.
— А почему они у тебя под дождем лежат? Подвал на что?
— Везде насыпано. Ведь их какая сила.
Пошли к подвалу.
— Что же, они у тебя и тут все протухли? — сказал председатель, поведя носом.
— Как же им не протухнуть. Кабы они на вольном воздухе лежали. Ведь их вон какая сила, — сказал опять Игнат и ткнул пальцем в яблоки.
— Сила … вот ты и должон …
— Что ж должон… Тут одного ярового было больше тысячи пудов.
— А где ж они?
— Где… под бугром. Тут, что ли, оставлять?
— Ты б назывался кому-нибудь. А то сидишь, небось, так.
— Кому? Вот какая-то баба куренка принесла, выменяла на полмеры, да и тот хромой.
Все оглянулись на куренка.
— Это ежели за все яблоки один куренок пойдет, ему цена не меньше 10.000 целковых.
— Ну, прямо беда, ей-богу, сказал председатель, разведя руками. — Засыпали и засыпали с головой.
— Эй, дядя, яблоки у вас никому не нужны? — крикнул он проезжавшему мимо сада прасолу, у которого в задке телеги лежал, завернув голову, молоденький теленочек.
Тот придержал лошадь, молча сняв шапку, подумал, глядя в сторону, потом сказал:
— Кажись, не нужны. Так, может, на куренка на какого обменять…
— На куренка… У нас вон у самих бегает.
— Говорят, за рекой, будто, неурожай, туда требуют.
— Туда верст тридцать?
— Все сорок будет.
— Ну, вот… Ведь на нее ящики нужно, — сказал председатель, — а без ящиков она не дойдет, небось.
— Нипочем. Вся вдрызг протрясется. А много у вас?
— Прямо беда. Задушила на отделку. И откуда столько выперло; сад уж лет пять, знать, не окапывали, не поливали ни разу. А он, вишь, врасплох захватил — не знаем, что делать.
— Ежели бы сложиться всем обществом по пятерке, досток бы купить, ящиков наделать…
— Никто не даст, — сказали все. — А там еще, небось, за провоз платить надо будет. Вот на месте не купит ли кто.
— На месте трудно, — сказал, подумав, проезжий.
— Ах, ты мать честная, что делать! Прежде, бывало, от ребят стережем, а теперь хоть бы они лопали, окаянные, и те не жрут, заелись.
— Свиньи, может, будут есть, — сказал проезжий.
— Свиней мало водим …
— Мало того, что прибыли от них никакой, а еще убыток. Намедни санитарная комиссия, лихая ее возьми, навернулась. Вы, говорит, тут холерную эпидемию разводите. Теперь вон в овраг возим, по 30 копеек за подводу платим.
— Сколько нынче свез? — спросил председатель у сторожа.
Тот лениво посмотрел на солнце и сказал:
— До обеда уж четвертый раз поехали.
— Вот оно, вот — трижды четыре —12, мать честная,. 3 руб. 60! Ведь это что ж разорение, мои матушки!
— Беда, — сказал проезжий.
— Спасибо хоть за съёмку натурой берут, а то бы всю деревню по миру пустили.
— Человека бы найтить какого-нибудь, — сказал уныло член комиссии.
— Это первое дело. Без человека нельзя.
— А где его найдешь?
Все задумались.
— Деревня-то большая у вас?
Деревня большая, 600 душ.
— Так.
— Главное дело, у нас урожай на хлеб плохой. Тут бы ежели эти яблоки продать, два урожая хлеба на них закупить можно бы.
— Это как раз…
— А за них, за эти яблоки-то, — чорт бы их взял эти комиссии, — глядишь, сотенную за лето выложить придется. Две тысячи пудов под бугор свалить тоже средства хорошие нужны.
— Да, без капиталу нельзя.
— А вот у часовни чей-то сад: вот орудуют-то, матушки мои! Целыми обозами в Москву гонят.
— Может, человека нашли?
— Кто их знает.
— А может, урожай меньше.
Проезжий поехал, а комиссия присела у ворот на бревне покурить.
— Прямо, можно сказать, стихийное бедствие, — проговорил председатель, посмотрев на яблоню, увешанную яблоками. — Бывало, червяк хоть на нее нападет, градом бьет, а нынче, как заколодило — ничего.
— Вот еще какие-то едут. Эй, дядя, яблочка не нужно?
Ехавшие три мужичка остановили лошадей.
— Живот чтой-то болит, — сказал один, посмотрев на яблони.
— Нешто для почину, — сказал другой. — Сыпь — картуз возьму. Почем?
— За картуз — пятак.
— Копейки довольно. Ведь у вас яблок-то сила.
— Чорт бы ее подрал эту силу. Со всех концов за нее платишься. Меньше пятачка нельзя, — сказал он вдруг решительно.
— До следующего поедем, — сказал мужик, трогая лошадь.
— Ну, давай, давай, чорт с тобой. Сыпь, Игнат.
— Эй, гнилого не клади.
— По нечаянности.
— То-то, брат. Капиталистом заделался, торгуй по совести. Теперь деньги получай. Смотри, сосчитай, не ошибись, — сказал парень, трогая лошадь.
— Постой, постой, постой, — крикнул председатель, что-то вспомнив, — а человечка у вас нету там какого-нибудь?
— Какого вам?
— Да вот с яблоками распорядиться.
Парень подумал, потом сказал:
— Нет, нету.
— Как на грех, свиней мало, — сказал один член комиссии.
— Вот то-то и дело, что хуже этого яблока товару нет, — захватит врасплох и конец. Свиней тоже в одно лето не народишь. А там свиней наготовил, глядишь — яблок нету. Вот и угоняйся за ними.
— Прямо разоренье, ей-богу.
— А я так смотрю: весь его к чортовой матери надо, а то еще таких урожаев два-три, ведь это петля на шею!
1923
«Заколдованные деревни»