Словно ощутив первые приметы осени, они появились в исключительных количествах:
худые, бледные, беззащитные;
пухлые, белые, пахнущие молоком;
слегка тронутые загаром, плотные на ощупь;
коричневые насквозь, помнящие настоящий песок, настоящее море и настоящего мужчину;
покрытые золотистыми волосками, переходящими в шерсть;
покрытые золотистыми волосками, переходящими в серебристый пушок;
упругие настолько, что от них отскакивает взгляд;
с глубокой впадиной пупка;
с пупком, похожим на воробьиное яйцо;
округлые животики беременных;
животики девственниц — узенькие полоски чего-то алебастрового;
мраморные, прохладные в зной;
с капельками пота;
бесстыдные, приглашающие на дальнейшую экскурсию;
бесстыдные, заставляющие отвернуться;
похожие на квашню — если надавить пальцем, ямка останется на 3-4 минуты;
покрытые следами любви;
формой брюк направляющие взгляд ниже;
вынуждающие заглянуть хозяйке в глаза;
выскакивающие из узкой одежды, в форме рюмки;
наглые, не имеющие ничего общего с хозяйкой, читающей Толстого;
постные, напоминающие о том, что «Грозу» написал другой Островский;
скоромные, напоминающие о существовании Жирной и Острой пищи;
туристические, с непременным узлом клетчатой рубахи;
…
И ещё 21 день лета.