В школьные годы мы с Пахомычем были закадычными друзьями. Но наша дружба базировалась не на совместном «пинании балды». Мы оба были неутомимыми исследователями бытия — много читали, вместе ходили в разные лектории, мастерили всевозможные модели. Словом, у нас были пытливые умы и «очумелые ручки», благо, у обоих отцы были квалифицированными рабочими.
К примеру, все эти самодвижущиеся на «резиновом» ходу школьные модели нас не устраивали, мы искали вариант решения сверхзадачи, мы думали, как нам сделать настоящий реактивный двигатель для машинки или катера. Еще до того, как начали изучать химию в школе, мы пытались использовать натертую со спичек серу или смятые целлулоидные шарики для пинг-понга.
Но это все было не то. Во-первых, спички, хоть и стоили дешево, нам, пятиклассникам никто не продавал в магазине, а дома много не натыришь незаметно. Целлулоидные шарики стоили по 5-7 копеек за штуку (огромные деньги для школьника), да и не давали они мощного реактивного выхлопа. Требовалось что-то подобное, но более реактивное, быстрее и мощнее горящее. И решение пришло само собой, неожиданно для нас.
Не помню, чей из отцов притащил домой с халтуры огромные бобины засвеченной 35-миллиметровой кинопленки, и бросил на антресоль (советские работяги все в дом тащили, что где-то плохо лежало). Естественно, первым делом мы с Пахомычем попробовали поджечь кусочек пленки. Это была находка! Это была еще старая пленка, которую делали как раз из целлулоида, она горела, как порох. И уже в тот же вечер мы уединились за домом и начали опыты.
Как оказалось, самый мощный реактивный эффект достигался при максимальной плотности скрутки рулончика пленки, горело дольше, из сопла пламя вырывалось со свистом, машинка аж скакала по земле. Но отрезанный кусок пленки закончился слишком быстро, пришлось продолжение испытаний отложить до завтра (мы же тайком пленку брали, а родители вечером уже были дома). Но на следующий день зарядил проливной дождь, пришлось перенести испытания в квартиру (выбрали мою).
Естественно, мы открыли окна настежь, зарядили машинку одним рулончиком, потом другим, третьим. Пришли в себя только после возвращения старшего брата из школы. Он сказал, что вонища стоит аж а подъезде жуткая. Мы то привыкли к запаху, не замечали его концентрации, а дым улетал в окно. Но не это было самым страшным — в какой-то момент мы обратили внимание на паркет. Мама дорогая, это был отличный полированный лакированный дубовый паркет, и весь в следах от работы нашего «реактивного двигателя».
Сколько мы получили «пистон» от родителей (особенно моих), вспоминать не хочется. Но был в этом один важный плюс — нам отдали все запасы этой кинопленки под наше стопроцентное обещание больше ничего не испытывать в квартирах. И это было верным решением, потому что уже через три года мы с Пахомычем вовсю испытывали смеси из тертого магния и селитры, именно применительно к исследованиям реактивных свойств при горении этих материалов. Но это уже другая очумелая история.