Через вещное к вечному

Михил Никифоров (справа)

В этом году художнику Михаилу НИКИФОРОВУ исполняется 70 лет.

Констатация этого факта категорически не позволяет использовать расхожее словосочетание «орловский художник». Настоящий художник — он или есть, вообще, на белом свете, или его нет. И творчество его принадлежит не «муниципальному образованию», а вечности, простите за пафос.

Свое 70-летие Михаил Клавдиевич отметил, как и подобает художнику — персональной выставкой, которая открылась 1 октября в галерее «Арбат».

Биография Михаила Никифорова вызывает ассоциации с полузабытым словом «стезя», путь. Путь от вещного, материального мира к директории вечных ценностей, постижение универсального через актуальное, преобразование энергии преодоления в энергию просвещения.

Миша родился в семье брянского рабочего-литейщика, гегемона по убеждениям, полагающего настоящим мужским делом лишь производительный труд на промышленном поприще. А мальчишке хотелось заниматься танцами и рисованием. Ничего, кроме презрительной улыбки со стороны родителя эти увлечения не вызывали, но мальчишка всё равно рисовал и занимался хореографией — вопреки, наперекор, жертвуя толикой родительской любви и уважения.

Михил Никифоров в орловской галерее Арбат

А потом в судьбу Михаила вмешался случай. Рисунки паренька увидел заслуженный художник Леонид Захаров, и Миша начал брать уроки в его мастерской. Затем — несколько лет занятий в брянской школе-студии под руководством художника В. Воробьева.

Момент истины настал вполне предсказуемо. В 1963 году Михаил окончил школу, пришла пора выбрать занятие на всю жизнь. Отец был непреклонен: «Пойдешь учиться на инженера». А юноше материальный мир ГОСТов был неинтересен. «Своим» он чувствовал себя лишь в эфемерном мире неконвертируемых художественных образов. И парень сделал свой выбор: тайком от родителей он поступил на художественно-графический факультет Орловского пединститута. Со свершившимся фактом отец и мать вынуждены были смириться.

Худграф в ту пору, несмотря на формально-протокольный педагогический профиль образования, высоко котировался на всесоюзном уровне именно как школа академического рисунка и живописи. Институтскими учителями Никифорова были такие мэтры изо, как А. Курнаков, В. Борисов, И. Лучинина — не просто усердные педагоги, но творцы, художники с громкими именами.

Очередное столкновение Михаила с «вещным» произошло при подготовке серии дипломных картин. Нет, открытого конфликта ни с кем не было. Просто Никифоров в очередной раз противопоставил Прекрасное Рациональному. Дело в том, что на худграфе испокон веков существовала негласная традиция — в качестве темы для дипломных полотен брать или героико-патриотические сюжеты Великой Отечественной войны, или трудовые подвиги современников, или литературное прошлое Орла. Эти темы были ПРАВИЛЬНЫМИ, беспроигрышными, «гарантирующими»… Дипломная работа Никифорова называлась… «Из жизни балерин»! По ТЕМ временам, это был вызов, своеобразный «бархатный» (пастельный J) бунт. Дега, блин…

Впрочем, этот «незримый бой» Михаил выиграл без потерь.

После института Никифорова распределили в Бутурлиновское (Воронежской области) художественное училище — преподавать. Человек, которой всю жизнь учился сам, начал учить других, и это занятие пришлось ему по душе. Но не потому, что свидетельствовало о собственной значимости, просто оказалось, что ДЕЛИТЬСЯ своими знаниями и опытом, своими открытиями и находками доставляет не меньшее удовольствие, чем процесс постижения; что знание не имеет конечной «станции назначения», и настоящий творец не только «приемник», но и «передатчик».

Выставка в орловской галерее Арбат

Может быть, поэтому Михаил Клавдиевич с воодушевлением принял поступившее в 1971 году предложение возглавить работы по возвращению из 14-летнего небытия Орловского художественного училища. Новому-старому учебному заведению справили необходимые документы, выделили двухэтажный особнячок. А больше ничего и не было. Предстояло обзаводиться материально-технической базой, набирать штат преподавателей, отлаживать учебный процесс… Какое-то время новоиспеченный директор ОХУ работал с воодушевлением: доставал, пробивал, улаживал. А спустя несколько лет, когда всё уже было сделано, и жизнь в училище пошла своим чередом, Никифоров понял, что вещный мир вновь предъявил на него свои права, что затянул тихой сапой в омут повседневных материальных проблем, и администрирование (пусть и сверхуспешное) не оставляет времени для искусства.

И Михаил Клавдиевич покинул свой пост, ушел в «чистое» творчество, благо к тому времени уже состоял в профессиональном Союзе художников РСФСР. На этом этапе Никифоров достиг конечного для многих художников положения: есть талант, есть собственная мастерская, есть отношения с коллегами по цеху — знай, твори в свое удовольствие «нетленку», завоевывай славу, пополняй собой «сонм», преумножай вещное путем грамотного отображения вечного доступными художественными средствами. Ан нет. Сравнительно недолгий опыт преподавания, открывший Никифорову радость учительства, не позволил успокоиться. В 1980 году Михаил Клавдиевич организовал при ДК «Дормаш» и возглавил Народную студию изобразительного и декоративно-прикладного искусства, по сути — «кружок рисования» для взрослых. И в студию пошли люди — учителя и врачи, «рабочие и колхозницы», домохозяйки и военные; все, кто испытывал потребность выразить свои мысли и чувства языком рисунка и пластики. Никифоров преподавал умение видеть и учил как воплотить увиденное на бумаге или холсте.

В этом году Народной студии исполнится 30 лет, из ДК «Дормаш» она успела переехать в ДК «Профсоюзов», сменилось несколько поколений студийцев. Неизменным остается одно: все эти годы художников-любителей опекает Михаил Никифоров. Для него быть проводником Прекрасного в этот мир — не меньшее счастье, чем быть его (Прекрасного) творцом.

А творчество… КОНЕЧНО ЖЕ все эти годы Михаил Клавдиевич рисовал. Творил много и самозабвенно. Просто изобразительное искусство — не слишком подходящий для описаний предмет. Картины разговаривают с теми, кто их ВИДИТ. СтОит отметить, что, во-первых, интерес Никифорова-художника никогда не замыкался красотами и темами Орловщины. Вполне естественные для ее уроженца работы, связанные, например, с литературным прошлым нашего города, с его историей, не менее значимы для Никифорова, чем циклы с говорящими названиями «Старая Ладога», «Переславль Залесский» или «Образ твой, Москва». Художник много ездил, отправлял сам себя в творческие командировки по стране и везде находил что-то, что открывалось одному лишь ему — свидетельства вечности, следы ее присутствия в вещном мире. Во-вторых, Никифоров владеет несколькими «языками» изобразительных средств — масляной живописью, гуашью, акварелью, «живой» графикой, офортом и литографией, и, приступая к каждой новой работе, он выбирает тот «язык», который наиболее полно и образно выразит его мысли и чувства.

И, в-третьих, у Михаила Клавдиевич есть два излюбленных жанра — пейзаж и натюрморт. Почему? Видимо потому, что они как никакие другие позволяют вести на полотне диалог между актуальным и универсальным, между частным и общим, между предметным и духовным, между кашпо, вазоном и руками, посадившими в них цветы. Творческий метод Никифорова сродни одному из набоковских литературных приемов: познание мира через его частный материальный объект, через вещное — к вечному. Отсюда — интерес к «говорящим» предметам и ландшафтам. Но Михаил Клавдиевич не ограничивается лабораторным исследованием, беспристрастным препарированием реальности. Каждая его работа наполнена эмоцией, ярким и безудержным чувством, даже если это пейзажная лирика, поэтому в каждой картине незримо присутствует «образ автора» — Михаила Клавдиевича Никифорова — вечного учителя, вечного ученика.

Константин Андреев
Журнал «Регион 57»

№ 5 октябрь-ноябрь 2010 года

Один комментарий к “Через вещное к вечному”

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.